"Когда Заратустре исполнилось тридцать лет, покинул он свою родину и озеро своей родины и пошел в горы. Здесь наслаждался онвоим духом и своим одиночеством и в течении десяти лет не утомлялся этим" - прочёл я в той самой книге, которая изменила мир. Странно для меня все это происходило, изменение затронуло и мой дух, не трогая моё глупое сознание! Мой дар, всегда напоминающий о себе, ждал моих изменений, верно было бы предположить, что это его происки, именно он встретил меня с этой книгой. Злобный дар, преследующий меня с детства, разрушивший самое ценное в жизни человека - ты убил мои иллюзии, сделал меня смотрящим и холодным. "Знать всё - невозможно" - говорили мне все, но знали бы они, чем это все является, чем знания поедают существование и иссушают душу; "знать всё - возможно, но чем ты за это заплатишь??" - думал про себя я, слова никогда не имели никакого значения, верьте мне...
Лишь только я родился, меня стали посещать идеи, о том, как отсюда выбраться, нет не обратно в утробу матери, в иной мир; я точно знал, что попал в явно другой, незапланированный мир, мир-выскочку, мир-сорняк, живущий на обочине. "Что мне теперь - до других миров" - подумал я, в то время пока на меня смотрели акушеры родильного дома, они ждали моего крика. Что ж, пришлось покричать - все заулыбались, я кстати тоже, но не в унисон с остальными людьми, а от того, что началась моя бессмысленная и беспредметная жизнь, состоящая в том, что бы соответствовать нормам общественных ожиданий, врачи, ожидающие мой крик, были моими первыми контролерами социальной компетентности.
Позже было проще: я делал то, чего от меня ожидали. Нужно было кричать - я кричал, необходимо просить есть, - и я просил, жизнь налаживалась... Общество - удивительное существо, здесь не нужно думать, готовые ответы всегда есть, тебе только нужно выбрать какой-либо из них; лучше выбирать наобум, потому что, каков бы ни был твой выбор, он приведет к другому такому же - эта чехарда называется осмысленной жизнью. Были бы люди довольны, если бы и фиктивного выбора его лишили... Наверно нет... Всем, нужно во что-нибудь верить, самый крайний случай, когда перестал верить в богов, государство, разум и любовь, пришлось бы верить только в себя... А, отняв и эту веру, общество потеряло бы одну из клеток своего организма, всего одну, но за ней пошли бы тысячи - общество бы сдохло. Но оно так не сделает. Иллюзии - хороший наркотик.
Я уже подрос, мне 5 лет. Время задавания вопросов родителям, и я чувствую, как они боятся и желают этого. Боятся, потому что могут сказать лишнее и тогда я не пойму, и это повлияет на мою дальнейшую жизнь. Стоило бы мне им сказать, чтобы они поменьше увлекались Фрейдами, что Зигмундом, что Анной... Со мной ничего не произойдет еще, по крайней мере, 11 лет, не беспокойтесь зря - ваши проблемы куда смешнее, а потому труднее, для вашего, забитого мусором современности, разума.
Почему так желают моих вопросов... Ну, это просто: они, хотят влить в пустую голову отпрысков, свой обманчивый опыт поколений, как делали это их предки... А вы ещё спрашиваете, как распространяется глупость...
Я упорно молчал. Я знал ответы на все вопросы, а потому только наблюдал за происходящим... Записывал свои мыслеизвержения… Не то, что бы они были абсолютно новыми, или измененными, они - это как разгадывать кроссворд: ты знаешь ответы на вопросы и удивляешься тому, как они между собой пересекаются и перекликаются... Моя философия - это забава для знающих, но непонимающих.
Затем, в голову моих родителей пришла идея крестить меня… Конечно, они спросили меня, хочу ли я этого, только вопрос был явно не рассчитан на ответ, дети не отвечают на свободные вопросы - закон взрослых. Не отвечают, потому, что мало еще мозгов - думают люди; не отвечают, потому, что в головах детей нет стандартных ответов, удовлетворяющих всех..
Я им ответил:
- А зачем?
- Бог будет тебя защищать и присматривать за тобой... - внушала мне мать.
- А он-то на это согласился?
- Конечно, он любит тебя, как сына своего..
- Знаю-знаю, как он обошелся со своим сыном... - эта реплика из моих уст была явно лишней, пришлось расплакаться и убежать. На мои слова внешне не обратили внимание, но что-то сжалось у них в груди, что-то мрачное и противоестественное. Родители и их гости оказались поглощены этими словами на весь вечер: "кто это сказал - восьмилетний, ничего непонимающий мальчик!?"
Крещение состоялось. Церемония меня не увлекла, казалось, я видел её много раз, но всё время разными, чужими взорами, предсказуемость событий стала для меня очевидной. Хоть я и знал с рождения все тайны мира, но никак не понимал, почему человеческий разум не может предугадать все последующие события, это так просто... Знаки просто лезут тебе в разум и душу, но люди слепы и не умеют складывать и преобразовывать. А потом, когда меня обливали водой, до меня дошло, что им ведь этого не надо, ужас охватывает их при приближении будущего - старости и явной опустошенности жизни.
"Почти с колыбели дают уже нам в наследство тяжелые слова и тяжелые ценности: "добро" и "зло" - так называется это приданое. И ради них прощают нам то, что живем мы."
Церемония закончена, мне дали имя в клире - Илья, точно такое же у меня и в миру...
Стены, алтарь, иконы той церкви были покрыты золотом; апофеоз нашего времени - ложь и иллюзии, покрытые драгоценностью. Притом драгоценностью, принятой за таковую только в той самой лжи и иллюзии. Храм походил на рекламное агентство "ООО Господь", и не надо возмущенно удивляться - вера, это тоже продукт, её тоже нужно пропагандировать, а иначе - люди перестанут верить, и сложнее теперь их будет собрать в одно хорошо управляемое стадо.
Я разговаривал с Тем Самым, и он мне понравился... Тот Самый был как я, но родился не со знанием, а с пониманием всего... Тот Самый, винил себя в близорукости и нерешительности, он слишком много вглядывался в людей и перестал вглядываться в себя. Тот Самый отдал им своё учение и самого себя, но сам он был не готов к этому. Его мораль и философия зиждились на «взгляд в себя», на то, чтобы выслушивать другого человека как себя, ибо «ты и он» - одно и единое целое. Слушать ветер, играть с огнем, танцевать с водой и уважать землю - снова быть ими, говорить со своим духом.
Тот Самый слишком поздно понял, что нельзя давать миру готовую веру, её извратят и заклеймят. Но он уже стал идолом.
- Я идол, но жизнь моя так же бессмысленна и скоротечна. Я снова отвечаю на вопрос "как", но я боялся вопроса "зачем"... Мне никогда на него не ответить... - здесь он опустился на колени и заплакал. Иногда сила похожа на слабость, иногда наоборот, помните, что сила всегда бывает направленной, а слабость - это всего лишь деятельный покой воли...
Тот Самый открылся своему ученику, и тот помог будущему Мессии избрать другой путь, в другой мир... Тот Самый понимал, к чему приведет его смерть, но иного выхода у него не было, иные пути грозили большими разрушениями и непониманиями.
Смерть идола останавливает развитие веры, но дает право на переосмысливание его изречений...
Никакого воскрешения не было, было лишь возвращение в этот мир, но об этом я буду молчать.
"Если я люблю море и всё, что похоже на море, и больше всего, когда оно гневно противоречит мне!"
Теперь мне 13 лет и я учусь в школе. Единственное, что мне нравиться в школе, дак это то, что до неё 12 километров, я проезжаю их на автобусе. Смотреть в окно, рассматривая деревья, животных, людей. Всматриваясь в полупроснувшееся лицо прохожего, мне явно представлялись его прошлое, настоящее и будущее. То как его лицо покроется морщинами, мышцы начнут слабеть, разум всё больше разочаровывать или обманывать... Всё это неизбежно будет; прохожий, идущий на работу, думающий о своих детях и планирующий пикник на этих выходных, умрет и будет вскоре забыт. Может его потомки ещё поживут, может даже что-то захотят изменить - но это всё очень ничтожно, и последний из его рода примет смерть без цветов.
"Вот, прохожий, это твоя жизнь: твоя смерть, прикроется будущими смертями, а те исчезнут в пустоте!" - сказал я тихо. Слова ударились о стекло и вернулись ко мне. И это тоже был какой-то символ, но к чему он мне - я знал о своей смерти, может, даже именно это знание и было моей главной привилегией.
В школе учились и мальчики и девочки. Мальчишеский коллектив не принимал меня в своё общество, а я собственно и не старался никуда вступать, но им было приятно мне отказать. Однако, и приставать ко мне не решались, что-то их во мне пугало, что-то опять-таки противоестественное. Я не был не выскочкой, не тихоней, не имел сильных сторон, так же как и слабых; говорил мало, даже когда спрашивали учителя, но отвечал правильно. Я притворился стеной, и меня никто не замечал. Кроме одной особы.
"Двух вещей хочет настоящий мужчина: опасности и игры. Поэтому хочет он женщины как самой опасной игрушки."
Звали её Дарьей, но смотрела она на меня пристально и в глаза. Она любит загадки, это я знал, как знал, что большей загадки, чем человек нет на свете. Мне предстояло стать измеренным женским глазом и слухом.
Мы остались наедине, и схватка взглядами началась. Дарья смотрела в мои глаза, пытаясь определить, о чём я думаю. Тактика была верна - хочешь узнать мысли мужчины, смотри в глаза. Но во мне не было мыслей о ней, я смотрел на Дарью как на просто женщину. Я знал, о чем она думает, что она делала вчера в своей комнате наедине с собой, что с ней произойдет через 8 лет, и почему ей хотелось убежать из дома.
Смотри на меня, Дарья, смотри пока я на тебя не насмотрелся, пока не пожалел о своей судьбе и пока не покинет меня моя разумность, уступив место созерцательности.
"Густые рыжие волосы спускались до плеч и два непокорных локона спадали на её лоб, она их наматывала на палец, когда волновалась или для придания себе налёта невинности. Однажды, в автобусе она подсела ко мне, и тогда я ощутил её запах - её укутали жасмин и ваниль, мне нельзя её долго вдыхать, запах - самое смертоносное оружие в руках женщин.
Она всё ещё смотрела на меня, она ждала моих слов, за них она могла зацепиться, с них она бы начала. Старая игра продолжается, только форма поменялась - белые начинают и выигрывают! Но только теперь чёрные хотят проиграть, теперь им нужен только ход белых и с этого момента партия уже движется к мату. Честность этих игрищ не стоит рассматривать - всё направлено к соединению и воспроизведению...
Она отвела взгляд и вышла из комнаты. Я стоял на месте, но, уже опустив глаза, мне больше не хотелось в этом участвовать, я хотел окончания жизни, желал, потому что это было невозможно.
Теперь мне 16 лет. И я встречаюсь с Дарьей, мы оба этого хотели. Она по причине моей необъяснимости, я по причине безысходности. Во мне жил холодный ветер, он уносил мои чувства в другой мир, он опустошал приближавшихся ко мне людей. Всех, кроме Дарьи, её зеленые глаза всё также смотрели на меня, ища ключ от моих желаний-слабостей.
Моё молчание испугало её родителей, как некогда пугало оно моих родителей. Дарья говорила, что я просто замкнут, и люблю слушать... Её отцу это понравилось, он стал наливать мне вина и говорить о типично мужских делах: машины, рыбалка и т.д. Я его не слушал, только пил и смотрел на Дарью. Она улыбалась, чуть оголив верхние зубы, и тут же закрывала рот ладонью. Этот жест появился, когда она носила металлические скобы в 5ом классе. Она перехватила мой взгляд и подмигнула мне, я попытался улыбнуться в ответ, чем рассмешил окружающих и видимо порадовал Дарью. Нам выделили отдельную комнату с широкой и высокой кроватью, возрастом не младше 40 лет. Закрывая дверь в нашу комнату, я заметил ехидные улыбки на лицах её родителей. Я знаю, о чём они думали.
Дарья полностью разделась и легла спать, я же медленно стаскивал с себя одежду и так же спокойно, как и Дарья лёг спать. Дальнейшее развитие событий предопределено: Дарья будет лежать и ждать меня, как она это делала уже три года, хоть прикосновение, хоть слово - всё равно, что бы было это, для неё главное - от меня и сейчас. Через 30 минут ожидания она начнет обвинять себя в том, что она - дура, и зачем ей, такой как я нужен! В конце извилистого пути женских рассуждений она придет к выводу, что любит меня, и никого ей не нужно кроме меня... С этим и заснёт. То, что люди называют любовью, всего лишь страх потерять себя и желание найти себя.
Сегодня будет всё по-другому. Я повернулся к ней, положил руку на её бедро и тихо сказал на ухо: "Проснись, Даша". Этого было достаточно, мы занялись тем, чего так ожидали её престарелые родители, чем занимаются ежеминутно на всей Земле, чем занимаются прямо сейчас...
Утром мы собрались уезжать и, позавтракав, собрали вещи. Дарья целовалась с отцом и матерью, прощались. В следующем году у отца случиться инсульт и после 3х месяцев полной неподвижности он скончается. Я пожал отцу руку и сказал: "Мы скоро увидимся" Потом я поцеловал Дарью, от её губ пахло кофе. Мы поехали к себе домой, Дарья смотрела на меня и счастливо улыбалась... Как мало чувствующему человеку надо для счастья, но что нужно бесчувственным людям для счастья? Наверно просто делать чувствующих людей счастливыми.
"Мир - так глубок, как день помыслить бы не смог. Не всё дерзает говоритьперед лицом дня. Но день приближается - и мы должны теперь расстаться!"
Вот мне и 21 год. Мой последний год жизни, я не так рад этому как раньше. Хотя, был ли я рад когда-либо... Чувствовал ли я вообще что-либо? Знающий, всё что происходило, происходит и будет происходить, я сам стал для себя загадкой. Мой вопрос "зачем" пришел как всегда перед смертью, отвечай на него, это твой шанс на осмысленность. "Зачем я" - кричит во мне, где твои чувства, твой разум силён, но это каменная, бездействующая сила, ей нужно Солнце, потерянное навеки и закрытое в облаках. Оно выскользнуло из твоих каменных ладоней, оно обожглось твоим холодным дыханием.
- Тебе пора умирать, Илья!
- Дарья будет против, она не знает что там. Она не знает про другой мир.
- Она узнает, если ты её возьмешь с собой.
- Она счастлива здесь...
- Почему ты так привязался к ней, ты же знаешь, ей недолго осталось, она последует за тобой и забудет про тебя.
- Она моя слабость... Я и Дарья стоим на мосту, и ветер играет её волосами, она согласилась со мной прыгнуть вниз. Я ей сказал, что там мы будем не знать друг друга, и что там будет все по-другому. Она ответила, что ни о чём не жалеет, и обещала, во что бы то ни стало вспомнить его в другом мире. Я вспомнил Иешуа, и мне тоже хотелось встать на колени и заплакать, но я не мог. Мы встали у края моста, взялись за руки, но не разу не переглянувшись, прыгнули вниз. Последнее моё воспоминание - это запах жасмина и ванили...
|
